Айсберг wrote:
Звягинцев поступил как последний м%дак... неадекват... Взял американскую действительную историю и напялил её на российскую жизнь, как сову на глобус.
Вы просто не поняли. Вот для вас цитата, from the horse's mouth, как говорится.
https://rg.ru/2014/05/24/intervyu-site.html" onclick="window.open(this.href);return false;
Расскажите об истоках замысла. А то здесь уже идут споры о правомерности переноса американской истории на русскую почву.
Андрей Звягинцев: Правда? А о чем тут спорить - от этой истории в фильме ничего не осталось… Я услышал ее в 2008 году, когда в Америке снимал новеллу для альманаха "Нью-Йорк, я люблю тебя". И переводчица рассказала происшедшую в Колорадо историю про Марвина Джона Химейера, у которого цементный завод решил выкупить его мастерскую - место его обитания. Марвин не шел ни на какие соглашения, и тогда завод попросту огородил его забором. Тогда, отчаявшись, он взял бульдозер, буквально запаял в нем себя заживо броней, снес все заводские здания и покончил с собой. Потом я прочитал новеллу фон Клейста "Михаэль Кольхаас". Там абсолютно сходная история: человека лишают прав на то, что дано ему природой, - прав на свободу и на апелляцию к закону, который должен обеспечить это его право.
читайте также
История о столкновении человека и власть имущих оказалась универсальной. Мне даже было странно, что такой сюжет, как в Колорадо, еще не использовали в кино. Да и после прочтения Клейста я одно время всерьез думал заняться этой вещью - экранизировать эту новеллу как есть, никуда не перенося ее действие. Но тут возникла параллель с библейским Иовом, у которого отняли все - и сюжет стал разрастаться до огромных масштабов. Возникла параллель с книгой британского философа Томаса Гоббса "Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского". Левиафан, по Гоббсу, - не просто библейское чудище, но и некая мощь, способная согнуть и уничтожить человека. Это для Гоббса - и есть образ государства. Созданное людьми, чтобы им служить, оно становится монстром, ненасытным и всепожирающим. И тогда начинается война всех против всех…
Теперь уже было ясно, что нужно делать современную историю. Совершенно новую, другую, на российском материале. С абсолютно другим финалом, который мне кажется страшнее, чем просто бунт одиночки или бунт толпы. Поначалу фильм назывался "Батя". Но я понял, что идеальное название - "Левиафан": оно не вытекает умозрительно из неизбежных параллелей, возникающих по ходу картины. Левиафан - очень емкий метафорический образ, он и скрепил весь замысел.