Sergunka wrote:NuraM wrote:Сергунька, если вы хотите сказать что заместитель председателя Центробанка В. Соловов врал народному депутату РФ Ф. Лукашову, и украинский нацбанк со товарищи не занимались кредитной эмиссией - то вы так и скажите. Своими словами. Без привлечения M0, M1 и т.д.
Своими словами здесь как раз все просто:
1) было ли эта операция законной?
2) был ли предусмотрен механизм возврата этих денег российскому ЦБ? если да, что выступало в качестве залогового обязательства? К примеру остров Крым меня бы вполне удовлетворил
Хотя я не совсем понимаю, что Вы пытаетесь доказать или опровергнуть? То что российский ЦБ облажался допустив нарушение кредитования украинским ЦБ это вполне так везде случается -- особо парится не вижу проблем.
http://www.iet.ru/en/intervyu-s-egorom- ... dengi.html
-- Как вы восприняли первый скачок цен в декабре 1991 -- январе 1992 года?
-- Это более-менее находилось в пределах того, что мы планировали. Мы предполагали, что в связи с либерализацией цены подпрыгнут в 2-3 раза. Январская инфляция 1992 года составила 350%,-- чуть выше наших ожиданий. Что же касается инфляции в течении всего 1992 года, то обсуждать это надо, учитывая денежную политику, которая не была связана с либерализацией, а была обусловлена бурной экспансией денежной массы, частично объяснявшейся неразделенной рублевой зоной. Именно это было фундаментальной проблемой всей экономической политики в России в 1992 году. Мы вынуждены были идти на либерализацию цен в условиях отсутствия контроля за денежной массой и невозможности обеспечения этого контроля в период до 1 июля 92 года.
-- Но разве не российский Центробанк печатал больше всех рублей?
-- Конечно нет. В первом полугодии 1992 года, если вы посмотрите на темпы эмиссии, Банк России проводил достаточно сдержанную политику. А вот Банк Украины в массовых масштабах наращивал ликвидность, что делали и ряд других национальных банков. Изменение ситуации произошло уже во втором полугодии 1992 года, когда денежная политика Банка России после прихода Виктора Геращенко стала тоже мягкой.
-- И как же вы допускали, что российская валюта печаталась независимыми от России государствами?
-- Дело в том, что до 1 июля 1992 года, так как у нас не было режима корреспондентских счетов с ежедневным контролем, то мы просто получали сведения о том, сколько денег в результате создали за предшествующий месяц другие нацбанки. Затем мы вынуждены были переоформлять эту импортированную Россией эмиссию в технические кредиты Банка России центральным банкам других государств.
-- Такая денежная политика выглядит странной. Почему Россия не могла печатать денег больше, чем другие республики -- в данных условиях это все-таки вопрос рыночной конкуренции на уровне государств?
-- Правильно. Если твои партнеры проводят политику форсирования денежной экспансии, то политика денежного сдерживания заведомо является слабой. Но беда в несимметрии. У России очень большая экономика, а экономики других постсоветских республик относительно маленькие. В этой связи, как известно из экономической теории, стимул к борьбе за экспорт инфляции всегда больше в маленьких экономиках. Для малой экономики есть возможность экспортировать инфляцию, грубо говоря, в Россию и иметь некие краткосрочные дивиденды. Россия при этом неизбежно становится крупнейшим импортером инфляции. Но если она пытается соревноваться на этом поприще, она неизбежно входит в режим гиперинфляции с полным разрушением денежного обращения. Именно этот сценарий для нас представлялся наиболее рискованным, самой серьезной угрозой, и у нас не было в руках инструментов, который позволяли бы надежно от него избавиться. Единственное что мы могли сделать -- за счет сдерживания денежной политики и бюджетной политики в России надеяться, что масштабы нашей экономики будут весьма значительными, а масштабы денежной эмиссии в республиках достаточно ограниченными. Это позволяло пройти период высокой инфляции, но тем не менее не перейти предел катастрофической гиперинфляции -- когда у вас, несмотря на то, что есть свободные цены, денежное обращение перестает функционировать. И этого наиболее опасного варианта действительно удалось избежать.
-- До каких пор ситуация оставалась в рамках начального прогноза?
-- В феврале-марте инфляция достаточно быстро снижалась. Бюджетная политика этих месяцев была достаточно консервативной. Денежная политика была более мягкой, чем бюджетная, но в целом находилась в допустимом диапазоне. Но главная проблема этих месяцев состояла в том, что мы лишь получали информацию о том, что делают другие государства, центральные банки, которые находились с нами в общей денежной зоне. Скажем, если вы посмотрите публицистику периода марта-апреля-мая 1992 года, вы увидите интереснейшие материалы о том, какую мудрую политику проводит Украина, почему зарплата на Украине неизмеримо выше, чем в России и так далее. Скорее, если говорить о радикальных отклонениях, они начинаются с июня-июля 92 года, когда у нас возникло новое руководство ЦБ и одновременно резко усилился отраслевой блок в правительства.
-- Именно в связи с этими тенденциями вы демонстративно подали в отставку в апреле 1992 года?
-- Тогда проходил съезд народных депутатов. Съезд очень активно ставил вопросы о необходимости радикальной смены курса экономической политики, резком смягчении бюджетной и денежной политики, необходимости усиления элементов государственного регулирования и т.д.
-- Кто именно ставил такие вопросы?
-- В первую голову это было давление отраслевого лобби. Плюс к тому -- популистская демагогия левых.
-- То есть на вас давили только левые фракции?
-- Это были левые фракции съезда народных депутатов с одной стороны, это были центристские фракции типа аграрников, промышленного союза с другой стороны. Последняя сила была более умеренная, но в целом это была также достаточно мощная политическая сила, консолидировавшаяся после начала реформ и пытавшаяся их остановить.
-- Глава парламента Руслан Хасбулатов тогда часто ругал вас...
-- Хасбулатов -- нормальный публичный политик, хорошо манипулирующий съездом, понимающий, что нравится депутатам и как это использовать.
-- Почему же тогда съезд народных депутатов весной 1992 года не принял вашу отставку?
--
Потому что большинство съезда испугалось, на что в какой-то степени мы и рассчитывали. Они не были готовы всерьез взять на себя ответственность за развитие событий в стране. Они поняли, что если наше правительство уйдет в отставку, им придется действительно принимать решения о том, что делать дальше с российской экономикой. Ситуация в стране еще была недостаточно стабильна, новые институты еще толком не заработали, мы еще не дожили до нового урожая, еще было не ясно, каким образом, собственно, мы собираемся дожить...
...
- В ситуации отсутствия контроля над денежной эмиссией поведение правительства смотрится неразумно -- оно же, фактически ничего не контролирует...
-- Конечно, неразумно. Но дело в том, что это та ситуация, которая не имеет разумного решения.
Ведь первоначальный вариант наших действий в условиях развала старой системы экономического управления, который мы вырабатывали в конце сентября-начале октября, не предполагал либерализацию цен с 1 января 1992 года в полном масштабе -- именно потому, что мы очень хорошо понимали, что не сможем обеспечить контроль за денежным обращением. Мы хотели полномасштабную либерализацию проводить с 1 июля 92 года, совместив ее с полноценным введением российской национальной валюты.
-- А что предполагалось ввести с 1 января 1992 года?
-- С 1 января предполагалось ввести изменения в налоговую систему, которые заменили бы существующую систему налогов с оборота системой налога на добавленную стоимость, обеспечив большую устойчивость бюджета. И это было главным мероприятием.
А мероприятия по радикальному и резкой легализации цен, введению национальной валюты, введению конвертируемости рубля предполагалось провести с 1 июля 1992 года. К сожалению, к концу октября 1991 года мы убедились в том, что этот сценарий абсолютно не реализуем, он не реалистичен, потому что в условиях паралича старой системы управления материальными потоками, нулевых заключенных договоров на 1992 год, паралича системы хлебозаготовок, полного паралича системы торговли и снабжения нет такого сценария, согласно которому мы можем прожить без либерализации цен, либо -- в качестве альтернативы -- введения военного положения, военно-полевых судов, продразверстки и т.д. до 1 июля 92 года. Это была самая серьезная проблема. А если мы вынуждены либерализовать цены, не имея контроля над денежной массой, дальше разумных решений не бывает.
-- Но ваше правительство пыталось ввести регулирование цен по отдельным группам товаров...
-- На самом деле контроль над ценами по группам товаров ничего толком не дает. Мы уже 8 января разрешили губернаторам либерализовать цены на продовольственные товары, чем многие из них воспользовались. Да, там оставались некие рецидивы контроля над топливно-энергетическими товарами, но все это имело крайне ограниченное влияние на реальное развитие экономических процессов.
-- Вы сказали об усилении с середины 1992 года промышленного лобби в правительстве. Почему вы не смогли этому воспрепятствовать?
--
Мы действовали в условиях старой Конституции, когда права Верховного Совета были очень широкими, а президентское вето практически неэффективным. Возникли объективно формирующиеся прямые коалиции, отраслевые министерства, отраслевые зампреды председателя правительства, соответствующие отраслевые и профильные комитеты Думы.
Плюс -- руководство ЦБ, которое назначалось в это время Верховным Советом. В этой связи наши возможности были крайне ограниченными.
...
и пожалуйста своими словами. 
