А вот как у нас, в партизанах… Весной сорок четвертого, в прорыв, ага. Прорвались, да не все. Некоторые не успели — захлопнул он коридор тот. И взял в колечко. Да как начал по пуще гонять, разрывными крестить, только треск стоит. Ну, отстреливались, бегали, совались туда-сюда, и осталось нас всего ничего, два десятка ребят, и почти все ранены. Ночью, когда немного утихло, пересидели в болоте, утром выбрались — куда деваться? А он цепями пущу прочесывает, все обстреливает, куда не долезет — огоньком! Ну, нашлись у нас некоторые, говорят: на елку залезть. Елки густые, снизу ни черта не видать, вот ребята и позалазили, ремнями к стволам попривязывались, чтоб не упасть, значит долго сидеть собрались. Я тоже забрался повыше, привязался, сижу, покачиваюсь на ветру — хорошо! Но, слышу, уже затрещало, идет, значит, цепь. И тут, слышу, овчарки лают. Э, не дело сидеть! Кувырком вниз, еще бок до крови содрал, и дай бог ноги! Бегал от тех цепей и так и этак, опять ночь в болоте отсидел, под выворотиной прятался, возле дороги в пыльной канаве полдня пролежал, кое-как выбрался. Когда оцепление сняли. Потом на фронт попал, в Восточной Пруссии отвоевался. В сорок пятом осенью по первой демобилизации прихожу домой (я же из Ушачского района), слышу, как-то говорят: в Селицкой пуще скелеты на елках сидят. Подвернулся случай, заехал. Действительно, воронье вьется, каркает, пригляделся — знакомые места. А на елках беленькие косточки сквозь ветки виднеются, ремнями попривязаны, некоторые с винтовками даже. Снимали потом, хоронили…
— Ну а как же он их все-таки увидел на елках? — спросил Агеев.
— В том-то и дело, что он ни черта не увидел — овчарки! Та стерва учует, подбегает к елке и облаивает. Ну автоматчик подходит и — очередь вверх по стволу. Ну и крышка. Которые сразу убиты, которые ранены, сами потом доходят. Но привязаны, не падают. За полтора года воронье обглодало…
Воспоминания тех кто выжил:
http://www.iremember.ru/index.php?optio ... &Itemid=24
Весной 1944 года началась страшная блокада. Здесь уже немцы и количеством и качеством вооружения нас превосходили в десятки раз. Приходилось сражаться. Воевали не жалея себя. Война есть война. Воевали неплохо, но кольцо сжималось. 28 апреля телеграммой доложили Первому Прибалтийскому фронту (там был представитель партизанского движения), что мы можем продержаться 3 суток. Давали свои соображения, о том, что мы прорвем линию обороны, выйдем к Двине и двое суток обещаем держать две деревни, где пробьемся, и просим прорвать фронт, хоть на небольшое расстояние, чтобы мы могли выйти. Ответ мы получили 1 мая 1944 года. Всем бригадам было озвучено содержание телеграммы 1-го Прибалтийского фронта. В ней говорилось, что оказанная помощь не могла сдержать противника и в соответствии с решением начальника союзного штаба Пономаренко нам приказывают с потемнением сняться с боевых позиций, прорвать линию обороны противника и двигаться по направлению озера Щой. А как двигаться? Будем отступать и немцы за нами… Потемнело и мы стали отступать в этом направлении. Опергруппа подкорректировала маршрут и порядок движения. Так мы двигались. Ночи короткие. К железной дороги подошли несколько батальонов и прорвались, но немцы пустили два бронепоезда и так нас прижали, что не верилось, что можно вырваться. Заняли оборону. Население, дети, лошади, партизаны — все вместе. В ночь со 2 на 3 прорывались в западном направлении. Немцы бомбят, сбрасывают листовки: «Переходите, гарантируем жизнь». Но не было случаев, чтобы кто-то послушался их клевете. Были случаи, когда самовольно хотели пройти по 1–2 человека. Но они не прорвались. И было отмечено, что они нарушили приказ. На третий день решили прорываться между Ушачей и железной дорогой, выйти на дорогу Полоцк — Лепель дорогой двигаться на Завечерье, если нельзя пробиться, то двигаться на Каменно, обойти Лепель и дальше в леса заповедника — это окончательная цель. Утром немцы пошли в наступление и нас расчленили. Только вечером 3-его удалось с боями соединиться. С 3 на 4 ничего не оставалось делать, как идти на прорыв, на пролом, откуда и не ждали. Понимали, что они могут столько пустить авиации, что смешают нас с землей — аэродром Улла был недалеко. Немцы бомбили, но не так, как могли. Ждали, что мы сдадимся. Мы пошли в наступление. Было приказано: бои не затягивать. Только вперед. Не ложиться и вперед. Немец немножко успокоился. Пока они развернулись, мы прошли. Автоматчики впереди, прорвались, конечно, часть раненых и хозяйственников осталось. Одни бригады ушли в одном направлении, другие в другом. Мы вышли к тому месту, где был наш штаб, в Сержаны. В лесу переночевали и пошли с боями. Вышли к Антуново, где базировалась наша бригада. Там встретили Лобанка. Прошли Добжеренцы и он улетел на самолете за линию фронта. А нам сказали действовать по своему усмотрению. У нас и вооружение уже не такое было. Потом соединились с Красной армией. Это произошло 28 июня.
http://www.iremember.ru/index.php?optio ... &Itemid=24
(Фотка из Гугла)