Re: "Эскорт сервис" или проституция?
Добавлено: Вт дек 08, 2009 5:43 pm
не знаю, в тему ли, но мне понравился отрывок из книжки:
"Наконец из такси вышел Слабинзон, одетый в смокинг с бабочкой. А следом, опираясь на галантную Борькину руку, из машины выскользнула длинноногая девица в строгом темном брючном костюме и белоснежной блузке.
— Привет тебе, Абул-Сагэ! — поприветствовал друга Слабинзон и представил даму: — Линда, девушка моей мечты! Линда оказалась на голову выше Борьки. У нее была короткая, почти мальчишечья, стрижка, высокая, чуть изогнутая шея и тонкое, обложечной красоты лицо.
— Олег, — сказал, смущаясь, Башмаков.
И увидел себя глазами этой девушки: новый, точнее, малоношеный синий пиджак с уже немодными петлистыми лацканами, пузырчатые, несмотря на тщательную утюжку, брюки и демисезонные ботинки на толстой подошве.
— У вас красивый галстук! — белозубо улыбнулась девушка и подала Башмакову тонкие пальцы с длинными черно-перламутровыми ногтями.
— Пройдемте! — приказал Слабинзон.
Когда они входили, негры совершенно синхронно, как механические болванчики, распахнули перед ними дверь и сняли цилиндры. Один негр оказался совершенно лысым.
Ресторан был оформлен в виде харчевни времен Рабле. На стенах висели мечи, шлемы, панцири и мушкеты вперемежку со старинными гравюрами — иллюстрациями к «Гаргантюа и Пантагрюэлю». В огромном, сложенном из валунов камине горел огонь, и на железной пике жарился целый кабан. Ресторан был полон. Еду между столиками на тяжелых медных подносах таскали официанты, одетые в приталенные бургундские жакеты, старофранцузские штаны-шосси, напоминающие балетное трико, и пулены — матерчатые тапочки с длинными остроносыми мысами. У Башмакова даже мелькнула спасительная мысль, что вот сейчас не окажется свободных мест — и они переберутся куда-нибудь, где поскромнее. Но к ним уже шел молодой человек в очках, похожий на референта. Однажды в «Альдебаран» приезжал кандидат в члены Политбюро Долгих. Так вот, у помощника высокого партийного начальника, постоянно что-то нашептывавшего на ухо боссу, была внешность точно такая же, как у этого ресторанного распорядителя.
— Прошу! — «референт» улыбнулся и повел гостей к столику. Над столиком висела большая гравюра, изображавшая королеву Гаргамеллу, объедающуюся соленой требухой. Подвинув даме стул, «референт» точно из воздуха достал три меню — в кожаных обложках с золотыми монограммами Рабле. Названия блюд были написаны по-русски и еще каким-то готическим шрифтом. Башмакова приятно удивили цены, они были или двузначные, или вообще однозначные. Но потом он приметил внизу приписочку: «Все цены в у. е.». У Башмакова противно уйкнуло в желудке.
— Здесь очень мило, — заметила Линда.
— Тут раньше была диетическая столовая, — сообщил Башмаков.
— Гораздо удивительнее, что раньше тут был социализм! — усмехнулся Слабинзон.
Возле их столика уже терпеливо дожидался официант, стыдливо прикрывая блокнотиком алый оттопыренный гульфик, завязанный двумя желтыми бантиками.
— Дорогая, ты выбрала? — спросил Слабинзон.
— А что вы порекомендуете? — Линда подняла на официанта нежные, фиалковые глаза.
— Салат из морепродуктов «Нормандские дюны». На горячее — жаркое а-ля Пантагрюэль. Артишоки изумительные.
— А вино?
— Рекомендую девиньерское пино…
— То самое? — удивилась Линда.
— То самое, — кивнул официант.
— Икра у вас свежая? — справился Слабинзон.
— Свежайшая!
— Отлично!
Официант ушел. Слабинзон некоторое время задумчиво смотрел ему вослед, а потом тихо вымолвил:
— Вот он — новый человек, какого так и не смогли воспитать коммуняки. Скромный, опрятный, дисциплинированный. Жалко, дед не дожил!
На сцене под огромным розовым кустом музыкант, одетый как паж, в берете с пером, аккомпанировал на лютне белокурой девушке, а та тихо пела на незнакомом языке. На певице была пышная лиловая юбка на каркасе, бархатный корсет и стоячий кружевной воротник.
— Такие юбки в старину называли «хранительницами добродетели», — улыбнувшись, сообщила Линда.
— Да уж… — покачал головой Слабинзон. — Не завалишь.
— Интересно, на каком языке она поет? — риторически, чтобы замять скабрезность товарища, поинтересовался Башмаков.
— На средневековой латыни, — определила Линда.
Олег Трудович с уважением посмотрел на невесту друга и только теперь, при свете ярких электрических канделябров, заметил, что строгая Линдина блузка почти совершенно прозрачна и рубиновые соски просвечивают сквозь материю, словно свежая кровь сквозь только что наложенный бинт. И Башмакову вдруг страшно захотелось, чтобы этот необыкновенный ресторан стал обычным советским общепитом — с запахом подгоревшего мяса, доносящимся с кухни, с хамоватыми неопрятными официантами, с убогим ВИА и предпенсионной солисткой, поющей на пределе вокальн ых возможностей:
Ты помнишь, плыли в вышине
И вдруг погасли две звезды?..
— Икра. Ассорти «Нормандские дюны», — объявил официант.
Он поставил перед каждым по огромному керамическому блюду и положил рядом металлические финтифлюшки, напоминающие ювелирно изготовленные клещи. На блюде перед Башмаковым лежал, грустно уронив натруженные клешни, большой лангуст, обложенный креветками и устрицами. Официант тем временем разливал из обернутой салфеткой бутылки в тяжелые мельхиоровые бокалы белое вино. Закончив, он поставил бутылку на стол. Башмаков приметил год урожая — 1984-й — и тревожно нащупал в кармане сложенные купюрки.
— Трудыч!
— Что? — спохватился Башмаков, выплывая из прекрасного прошлого в суровое настоящее.
— Давай выпьем за Линдочку, мою любимую девушку!
Выпили. Вино напоминало молдавский рислинг, но было намного приятнее. Линда уверенно взяла затейливые щипцы и раздробила ими клешни своего лангуста. Олег Трудович с облегчением последовал ее примеру.
— Вы друзья детства, да? — спросила девушка, изящно прожевав кусочек.
— Мы братья, — сообщил Слабинзон.
— Не похоже.
— Просто Башмакова крестили, а мне на всякий случай сделали обрезание. И наши пути разошлись…
— Что ж, это возможно, если кровные родственники растут в разной культурно-знаковой среде. Но вы все равно не братья. Слабинзон с восторгом посмотрел на Линду.
— Вы учитесь? — спросил Башмаков.
— Да, в аспирантуре МГУ.
— Видишь, Тапочкин, девушка, которую я люблю, аспирантка МГУ. Я просто не стал тебя сразу расстраивать.
— А о чем ваша диссертация?
— Я пишу о семантике возможных миров. Яакко Хинтикка, Пол Крипке… Представляете?
— Не очень.
— Это довольно просто. Вы кто по образованию?
— Мы по образованию советская техническая интеллигенция, — гордо объявил Слабинзон.
— Тогда вы легко поймете! Например, высказывание математики или логики «а=а» — это, как говорил Лейбниц, необходимо истинное высказывание, истинное во всех возможных мирах, а высказывание «Завтра я выхожу замуж» — возможно истинное высказывание, истинное не для всех возможных миров. Дальше только шаг до идеи виртуальных миров…
Линда замолчала и отпила вина.
— Тапочкин, я должен тебе признаться: Линда согласилась выйти сегодня за меня замуж. Так ведь, обожаемая?
Девушка улыбнулась и утвердительно потупилась.
Под жаркое а-ля Пантагрюэль пили восхитительное бургундское. Несколько раз подходил «референт» — убедиться, что у гостей все в порядке.
— Неужели Рабле ел икру?
— Конечно, ел…
— Скажите, — спросила Линда, улыбаясь, — а «дикие колбасы» вы тоже подаете?
— Разумеется. По четвергам. Все как у Рабле. Рекомендую попробовать!
— В следующий раз обязательно.
— Скажи, чаровница, а он, — Слабинзон кивнул вслед удалявшемуся распорядителю, — он у вас в МГУ случайно не преподает?
— Нет. Но, кажется, я видела его однажды на конференции по гротескному реализму…
Девушка взяла сумочку, достала зеркальце, поглядела на себя и, сделав огорченную гримаску, грациозно удалилась.
— Ну как?
— Апофегей! — ответил Башмаков.
— Завидуешь?
— Чудовищно.
— То-то! К таким невестам с моими деньгами в Америке близко не подойдешь. А Россия — страна необыкновенных возможностей. За Россию!
Друзья чокнулись и выпили.
— Когда свадьба?
— Считай, сегодняшний ужин и есть свадьба, а ты свидетель. Да, кстати, Бадылкина посылай к чертовой матери! И больше с ним не связывайся!
— В каком смысле? — оторопел Башмаков.
— В прямом. «Золотой шанс» — компания проходимцев. Но придумано гениально: обещают хороший контракт, дают заказ как бы на контрольную разработку. Наши отечественные лохи выкладываются, мозги выворачивают наизнанку, стараются даже какой-нибудь государственный секретик для убедительности засунуть. А им потом коротенькое письмо на роскошном бланке: «Благодарим за сотрудничество, однако Экспертный совет признал нецелесообразным ваше привлечение к работе фонда…» Отечественный лох с горя запивает, клянет отсталость советской научной мысли в целом и свою тупость в частности, а «Золотой шанс» тем временем за хорошие бабки впаривает разработку Пентагону или другим интересующимся товарищам! Агенты, Бадылкин и я, имеем процент со сделки…
— Ну и сволочи же вы! — посерел Башмаков.
— Почему же? Так хоть твои идеи вольются в мировую технотронную цивилизацию, а не протухнут вместе с тобой на Востряковском кладбище. Я не сволочь. А вот Чубакка на самом деле гад, потому что у нас есть такое джентльменское соглашение: друзей, знакомых, подруг и родственников не кидать. А Чубакка… То-то я смотрю, у него лучшие показатели по отделу!
— Спасибо, что сказал. — Башмаков встал и нащупал в кармане купюрки. — Сколько я должен за ужин?
— Ну, не обижайся! Я-то в чем виноват? Не уходи! Хочешь, я с тобой Линдой поделюсь? Тебе половина и мне половина… Ага?
— В каком смысле?
— В том самом. Распишем девчонку на двоих…
— Линду?!
— Башмаков, у тебя мозги совершенно покрылись моногамной плесенью. Ты шуток, что ли, не понимаешь? Она такая же Линда, как я Билл Клинтон. Это
— бордельный псевдоним. Она проститутка, правда, очень дорогая. По вашим ценам. По американским — почти даром…
— Но ведь она же аспирантка?
— Как будто аспирантка не может быть проституткой! Учиться-то надо на что-то. А за Яакко Хинтикку ни хрена не платят…
— Слабинзон, гад, ну сколько можно меня разыгрывать?!
Как раз в этот момент и вернулась Линда. Освеженное макияжем, нежное лицо было как-то особенно романтично и загадочно.
— Линдочка, у меня к тебе философский вопрос, — решительно начал Слабинзон, едва она села.
— Да?
— А почему бы тебе сегодня не выйти замуж за нас двоих?
— Двоих? — она посмотрела на них фиалковыми глазами. — Па де труа?
— Да, секс — унтер зекс ауген!
— Почему бы и нет… — Линда взглянула Башмакову в глаза. — Но это будет стоить папаше Дорсету втрое дороже.
— А почему не вдвое? — удивился Слабинзон.
— Потому что это любовь втроем! — засмеялась девушка.
Когда на широкой гостиничной постели Линда соединила друзей, как белый арочный мост соединяет два замшелых утеса, Слабинзон пожал потную башмаковскую пятерню и шепнул:
— Ну вот мы и братья, Тапочкин!"
"Наконец из такси вышел Слабинзон, одетый в смокинг с бабочкой. А следом, опираясь на галантную Борькину руку, из машины выскользнула длинноногая девица в строгом темном брючном костюме и белоснежной блузке.
— Привет тебе, Абул-Сагэ! — поприветствовал друга Слабинзон и представил даму: — Линда, девушка моей мечты! Линда оказалась на голову выше Борьки. У нее была короткая, почти мальчишечья, стрижка, высокая, чуть изогнутая шея и тонкое, обложечной красоты лицо.
— Олег, — сказал, смущаясь, Башмаков.
И увидел себя глазами этой девушки: новый, точнее, малоношеный синий пиджак с уже немодными петлистыми лацканами, пузырчатые, несмотря на тщательную утюжку, брюки и демисезонные ботинки на толстой подошве.
— У вас красивый галстук! — белозубо улыбнулась девушка и подала Башмакову тонкие пальцы с длинными черно-перламутровыми ногтями.
— Пройдемте! — приказал Слабинзон.
Когда они входили, негры совершенно синхронно, как механические болванчики, распахнули перед ними дверь и сняли цилиндры. Один негр оказался совершенно лысым.
Ресторан был оформлен в виде харчевни времен Рабле. На стенах висели мечи, шлемы, панцири и мушкеты вперемежку со старинными гравюрами — иллюстрациями к «Гаргантюа и Пантагрюэлю». В огромном, сложенном из валунов камине горел огонь, и на железной пике жарился целый кабан. Ресторан был полон. Еду между столиками на тяжелых медных подносах таскали официанты, одетые в приталенные бургундские жакеты, старофранцузские штаны-шосси, напоминающие балетное трико, и пулены — матерчатые тапочки с длинными остроносыми мысами. У Башмакова даже мелькнула спасительная мысль, что вот сейчас не окажется свободных мест — и они переберутся куда-нибудь, где поскромнее. Но к ним уже шел молодой человек в очках, похожий на референта. Однажды в «Альдебаран» приезжал кандидат в члены Политбюро Долгих. Так вот, у помощника высокого партийного начальника, постоянно что-то нашептывавшего на ухо боссу, была внешность точно такая же, как у этого ресторанного распорядителя.
— Прошу! — «референт» улыбнулся и повел гостей к столику. Над столиком висела большая гравюра, изображавшая королеву Гаргамеллу, объедающуюся соленой требухой. Подвинув даме стул, «референт» точно из воздуха достал три меню — в кожаных обложках с золотыми монограммами Рабле. Названия блюд были написаны по-русски и еще каким-то готическим шрифтом. Башмакова приятно удивили цены, они были или двузначные, или вообще однозначные. Но потом он приметил внизу приписочку: «Все цены в у. е.». У Башмакова противно уйкнуло в желудке.
— Здесь очень мило, — заметила Линда.
— Тут раньше была диетическая столовая, — сообщил Башмаков.
— Гораздо удивительнее, что раньше тут был социализм! — усмехнулся Слабинзон.
Возле их столика уже терпеливо дожидался официант, стыдливо прикрывая блокнотиком алый оттопыренный гульфик, завязанный двумя желтыми бантиками.
— Дорогая, ты выбрала? — спросил Слабинзон.
— А что вы порекомендуете? — Линда подняла на официанта нежные, фиалковые глаза.
— Салат из морепродуктов «Нормандские дюны». На горячее — жаркое а-ля Пантагрюэль. Артишоки изумительные.
— А вино?
— Рекомендую девиньерское пино…
— То самое? — удивилась Линда.
— То самое, — кивнул официант.
— Икра у вас свежая? — справился Слабинзон.
— Свежайшая!
— Отлично!
Официант ушел. Слабинзон некоторое время задумчиво смотрел ему вослед, а потом тихо вымолвил:
— Вот он — новый человек, какого так и не смогли воспитать коммуняки. Скромный, опрятный, дисциплинированный. Жалко, дед не дожил!
На сцене под огромным розовым кустом музыкант, одетый как паж, в берете с пером, аккомпанировал на лютне белокурой девушке, а та тихо пела на незнакомом языке. На певице была пышная лиловая юбка на каркасе, бархатный корсет и стоячий кружевной воротник.
— Такие юбки в старину называли «хранительницами добродетели», — улыбнувшись, сообщила Линда.
— Да уж… — покачал головой Слабинзон. — Не завалишь.
— Интересно, на каком языке она поет? — риторически, чтобы замять скабрезность товарища, поинтересовался Башмаков.
— На средневековой латыни, — определила Линда.
Олег Трудович с уважением посмотрел на невесту друга и только теперь, при свете ярких электрических канделябров, заметил, что строгая Линдина блузка почти совершенно прозрачна и рубиновые соски просвечивают сквозь материю, словно свежая кровь сквозь только что наложенный бинт. И Башмакову вдруг страшно захотелось, чтобы этот необыкновенный ресторан стал обычным советским общепитом — с запахом подгоревшего мяса, доносящимся с кухни, с хамоватыми неопрятными официантами, с убогим ВИА и предпенсионной солисткой, поющей на пределе вокальн ых возможностей:
Ты помнишь, плыли в вышине
И вдруг погасли две звезды?..
— Икра. Ассорти «Нормандские дюны», — объявил официант.
Он поставил перед каждым по огромному керамическому блюду и положил рядом металлические финтифлюшки, напоминающие ювелирно изготовленные клещи. На блюде перед Башмаковым лежал, грустно уронив натруженные клешни, большой лангуст, обложенный креветками и устрицами. Официант тем временем разливал из обернутой салфеткой бутылки в тяжелые мельхиоровые бокалы белое вино. Закончив, он поставил бутылку на стол. Башмаков приметил год урожая — 1984-й — и тревожно нащупал в кармане сложенные купюрки.
— Трудыч!
— Что? — спохватился Башмаков, выплывая из прекрасного прошлого в суровое настоящее.
— Давай выпьем за Линдочку, мою любимую девушку!
Выпили. Вино напоминало молдавский рислинг, но было намного приятнее. Линда уверенно взяла затейливые щипцы и раздробила ими клешни своего лангуста. Олег Трудович с облегчением последовал ее примеру.
— Вы друзья детства, да? — спросила девушка, изящно прожевав кусочек.
— Мы братья, — сообщил Слабинзон.
— Не похоже.
— Просто Башмакова крестили, а мне на всякий случай сделали обрезание. И наши пути разошлись…
— Что ж, это возможно, если кровные родственники растут в разной культурно-знаковой среде. Но вы все равно не братья. Слабинзон с восторгом посмотрел на Линду.
— Вы учитесь? — спросил Башмаков.
— Да, в аспирантуре МГУ.
— Видишь, Тапочкин, девушка, которую я люблю, аспирантка МГУ. Я просто не стал тебя сразу расстраивать.
— А о чем ваша диссертация?
— Я пишу о семантике возможных миров. Яакко Хинтикка, Пол Крипке… Представляете?
— Не очень.
— Это довольно просто. Вы кто по образованию?
— Мы по образованию советская техническая интеллигенция, — гордо объявил Слабинзон.
— Тогда вы легко поймете! Например, высказывание математики или логики «а=а» — это, как говорил Лейбниц, необходимо истинное высказывание, истинное во всех возможных мирах, а высказывание «Завтра я выхожу замуж» — возможно истинное высказывание, истинное не для всех возможных миров. Дальше только шаг до идеи виртуальных миров…
Линда замолчала и отпила вина.
— Тапочкин, я должен тебе признаться: Линда согласилась выйти сегодня за меня замуж. Так ведь, обожаемая?
Девушка улыбнулась и утвердительно потупилась.
Под жаркое а-ля Пантагрюэль пили восхитительное бургундское. Несколько раз подходил «референт» — убедиться, что у гостей все в порядке.
— Неужели Рабле ел икру?
— Конечно, ел…
— Скажите, — спросила Линда, улыбаясь, — а «дикие колбасы» вы тоже подаете?
— Разумеется. По четвергам. Все как у Рабле. Рекомендую попробовать!
— В следующий раз обязательно.
— Скажи, чаровница, а он, — Слабинзон кивнул вслед удалявшемуся распорядителю, — он у вас в МГУ случайно не преподает?
— Нет. Но, кажется, я видела его однажды на конференции по гротескному реализму…
Девушка взяла сумочку, достала зеркальце, поглядела на себя и, сделав огорченную гримаску, грациозно удалилась.
— Ну как?
— Апофегей! — ответил Башмаков.
— Завидуешь?
— Чудовищно.
— То-то! К таким невестам с моими деньгами в Америке близко не подойдешь. А Россия — страна необыкновенных возможностей. За Россию!
Друзья чокнулись и выпили.
— Когда свадьба?
— Считай, сегодняшний ужин и есть свадьба, а ты свидетель. Да, кстати, Бадылкина посылай к чертовой матери! И больше с ним не связывайся!
— В каком смысле? — оторопел Башмаков.
— В прямом. «Золотой шанс» — компания проходимцев. Но придумано гениально: обещают хороший контракт, дают заказ как бы на контрольную разработку. Наши отечественные лохи выкладываются, мозги выворачивают наизнанку, стараются даже какой-нибудь государственный секретик для убедительности засунуть. А им потом коротенькое письмо на роскошном бланке: «Благодарим за сотрудничество, однако Экспертный совет признал нецелесообразным ваше привлечение к работе фонда…» Отечественный лох с горя запивает, клянет отсталость советской научной мысли в целом и свою тупость в частности, а «Золотой шанс» тем временем за хорошие бабки впаривает разработку Пентагону или другим интересующимся товарищам! Агенты, Бадылкин и я, имеем процент со сделки…
— Ну и сволочи же вы! — посерел Башмаков.
— Почему же? Так хоть твои идеи вольются в мировую технотронную цивилизацию, а не протухнут вместе с тобой на Востряковском кладбище. Я не сволочь. А вот Чубакка на самом деле гад, потому что у нас есть такое джентльменское соглашение: друзей, знакомых, подруг и родственников не кидать. А Чубакка… То-то я смотрю, у него лучшие показатели по отделу!
— Спасибо, что сказал. — Башмаков встал и нащупал в кармане купюрки. — Сколько я должен за ужин?
— Ну, не обижайся! Я-то в чем виноват? Не уходи! Хочешь, я с тобой Линдой поделюсь? Тебе половина и мне половина… Ага?
— В каком смысле?
— В том самом. Распишем девчонку на двоих…
— Линду?!
— Башмаков, у тебя мозги совершенно покрылись моногамной плесенью. Ты шуток, что ли, не понимаешь? Она такая же Линда, как я Билл Клинтон. Это
— бордельный псевдоним. Она проститутка, правда, очень дорогая. По вашим ценам. По американским — почти даром…
— Но ведь она же аспирантка?
— Как будто аспирантка не может быть проституткой! Учиться-то надо на что-то. А за Яакко Хинтикку ни хрена не платят…
— Слабинзон, гад, ну сколько можно меня разыгрывать?!
Как раз в этот момент и вернулась Линда. Освеженное макияжем, нежное лицо было как-то особенно романтично и загадочно.
— Линдочка, у меня к тебе философский вопрос, — решительно начал Слабинзон, едва она села.
— Да?
— А почему бы тебе сегодня не выйти замуж за нас двоих?
— Двоих? — она посмотрела на них фиалковыми глазами. — Па де труа?
— Да, секс — унтер зекс ауген!
— Почему бы и нет… — Линда взглянула Башмакову в глаза. — Но это будет стоить папаше Дорсету втрое дороже.
— А почему не вдвое? — удивился Слабинзон.
— Потому что это любовь втроем! — засмеялась девушка.
Когда на широкой гостиничной постели Линда соединила друзей, как белый арочный мост соединяет два замшелых утеса, Слабинзон пожал потную башмаковскую пятерню и шепнул:
— Ну вот мы и братья, Тапочкин!"
