Gabi wrote:w&f wrote:Как объяснить это американцу?
Это, достаточно распространенное среди русскоязычной публики мнение, не имеет под собой сколько-нибудь существенных оснований.
Правила русского языка объясняются иностранцам, изучающим русский язык, точно так же, как правила других языков объясняются русскоязычным, изучающим другие языки. Русский язык сложен для изучения, но не менее сложны арабский или китайский. Я бы вообще не категоризировала языки по принципу "легкий-сложный", в разных языках разные сложности. Но вот эта уверенность в том, что именно русский язык никакому иностранцу никогда понять или объяснить невозможно, меня, по меньшей мере удивляет.
Это мы такие умные, что можем освоить тонкости иностранных языков или все остальные такие несообразительные, что не могут? Или это у нас язык такой особенный, что даже и не думай постичь, а у всех остальных, так себе, репа пареная?
Откуда происходит это убеждение?
Cпециально для Gabi:
Читаю книгу швейцарского филолога Фредерика Бодмера под названием "The Loom of Language". В книге ученый показывает насколько все языки связаны друг с другом и пытается выстроить "an approach to the mastery of many languages". В общем-то, книга мне нравилась: много информации о многих языках в одной книге, хорошо изложенная логическая связь между ними... И вдруг я наткнулась на описание славянских языков. Меня оно очень задело. Я не понимаю, как можно, будучи филологом, так предвзято относиться к каким-либо языкам, в нашем случае к славянским, а все их языковое богатство списывать на " retardation of culture contact". Не поленюсь поделиться с вами тем, что возмущает меня до глубины души.
"For a long time Slavonic-speaking peoples remained cut off from Mediterranean influence. What reached them was confined to a thin and muddy tickle that percolated through the Greek Orthodox Church. The comparatively late appearance of loan words in the Slavonic lexicon faithfully reflects this retardation of culture contact with more progressive communities. Since the Soviet Union embarked upon rapid industrialization there has been a great change. Assimilation of international technical terms has become a fashion. To this extent linguistic isolation is breaking down. Meanwhile in Russia, as elsewhere, Slavonic languages constitute a fossil group from the grammatical stand-point. They preserve archaic traits matched only by those of the Baltic group. Noun flexion, always a reliable index of linguistic progress, is not the least of these. Slavonic languages carry on a case system as complicated as that of Latin and Greek; Bulgarian alone has freed itself from this incubus.
It would be congenial to announce that The Loom of Language can simplify the task of learning a language spoken by more than a twentieth of the world's inhabitants, and used as the vernacular of a union of states which has undertaken the first large-scale experiment in economic planning. Unfortunately we are not able to do so. It is a commonplace that Russian collectivism originated in a country which was in a backward phase of technical and political evolution. It is also, and conspicuously, true that it originated in a country which was in a backward phase of linguistic evolution. Because other Aryan languages such as Danish, Dutch, or Persian have discarded so much of the grammatical luggage which their ancestors had to carry, it is possible to simplify the task of transmitting a working knowledge of them by summarizing the relatively few essential rules with which the beginner must supplement a basic vocabulary. There is no royal road to fluency in a language which shares the grammatical intricacies of Sanskrit, Lithuanian, or Russian. It is therefore impossible to give the reader who wishes to learn Russian any good advice except to take the precaution of being born and brought up in Russia. Some reader may doubt whether this is a fair statement of the case. Let us look at the evidence...
Далее следует нелестное техническое описание русского языка. А затем- снова поношение но уже с политическим уклоном, из чего я могу сделать вывод, что филолог был ярым антикоммунистом, и вся его ненависть к бывшему Союзу пала на русский язык:
Britain has relinquished the incubus of gender without discarding the bishop' bench, and Americans who have no use for case concord still condone lynching. So it goes without saying that shortcomings of the Russian language reflect no discredit on the Soviet system, still less on the citizens of the U.S.S.R. themselves. What they do signify is the existence of a powerful social obstacle to cultural relations between the Soviet Union and other countries. The archaic character of the Russian language is a formidable impediment to those who may wish to get firsthand knowledge of Russian affairs through foreign travel. Because such difficulties beset a foreigner, it is disappointing to record lack of revolutionary fervor in the attitude of Soviet leaders to the claims of language planning. While the Kremlin curbed the power of the Greek Orthodox Church, it made no attempt to bring itself into line with Europe, America, Africa, Australia, and New Zealand by liquidating the cultural handicap of the Kyrillic alphabet. That there is no insurmountable obstacle to such a break with the past is shown by the example of Turkey, which has replaced Arabic by Latin script. The task of reform was simplified by the preexistence of illiteracy in Russia, as in Turkey.